5. Земляк

Череда кафешек за Сызранью. Мы автостопом возвращаемся в паре с Грушинского фестиваля, Юра – в Москву, я – домой, с заездом к нему в аспирантское общежитие МГУ за половиной моих вещей. Не питая любви к голосованию в таких местах, предлагаю выйти за всю эту барахолку и неразбериху. Почти в конце этого всего безобразия глаз выхватывает красные номера. Стряхнув аморфно-расслабленное состояние, присматриваюсь: да, белорусские номера, с буквами ОА, как и у моей тетки на машине. Неужели Минск?

- Юра, это ж белорус! Пойдем подойдем, спросим, - может, он нас возьмет.

Подошли к машине. За стеклом – жующее что-то лицо, поглощенное процессом и совсем не ожидающее посетителей.

- Добрый день! Вы из Белоруссии? …Я из Минска!

Водитель, дожевывая, в ответ молча кивает, потом здоровается и выжидательно смотрит на нас.

Соглашается подвезти нас и предлагает:

- Есть хотите?

После бессонных ночей на Груше, где нет никакого режима дня, я уже не ощущаю, какое сейчас время суток и хочу ли я есть. Но водитель уже протягивает нам вареную картошку и разрезанный на четвертинки помидор. Потом мы цивилизованно моем руки из канистры, вытираемся полотенцем и наконец погружаемся в «бычок».

Оказалось, что водитель бычка не из Минска, а из Борисова. «Правильно: ОА – это же Минская область, а не Минск», - подумала я. В Москве он собирался заехать на оптовый рынок, закупиться, а я в это время как раз успею забрать свои вещи у Юры из общаги.

Василий – так звали водителя – собирался останавливаться возле Пензы, - заканчивалась шайба на сегодня. Но видимо, ему тоже захотелось побыстрее добраться домой, т.к. возле Пензы он передумал:

- Сейчас будем химичить!

Исправил шайбу, вставил и обратился к нам:

- Сейчас я вас тоже попрошу кое-что для меня сделать. Вот эти чеки (на гостиницу) нужно заполнить разными подчерками с подписями и разными стержнями, - сможете?

Я заверила его, что, поработав соцпедагогом с бумагами в школе и научившись копировать или придумывать росписи за учителей, не имеющихся в наличии в нужный момент, смогу заполнить ему все, что угодно. Мы быстро оформили с Юрой пять или шесть чеков, напридумывав фамилий и подписей несуществующих дежурных по гостиницам.

По пути Василий угостил нас свежекупленными длинными бананами, - вот уж от души, не жалеючи. Еще дорогой кормил нас два дня, готовя еду на маленьком баллоне и плитке, забраковав наши «роллтоны», предложенные к общему столу:

- Ешьте свою химию сами!

В пути начались рассказы о трудовых буднях.

- Как-то в Ульяновской области остановился, - мужик стоит вторые сутки голосует – машина сломалась, легковая, никто его не берет на буксир, а до дома ему еще далеко. Я его прицепил тралом и потянул за собой. И тут гаишник меня останавливает: пройдемте! Посмотрел, что белорус едет, из иностранного государства, и решил с меня денег сорвать: увидел, что у меня трос другой, тоньше, не соответствует правилам для буксировки машины, - хотя на этом тросе я спокойно мог ту машину за собой безопасно тащить, - и прицепился к этому тросу: плати штраф. А я такой добитый уже в тот день был, по такой дороге раздолбанной два дня ехал, что просто чуть не заплакал и не сдержался: ну давай, выписывай квитанцию за этот нестандартный трос, за то, что я, белорус, этого мужика, вашего, русского, которому ни одна ваша зараза за два дня даже не остановилась, везу, хоть мне это сто лет не надо, а ты меня сейчас за то, что я ему помог, оштрафуешь; давай, пиши! Он посмотрел на меня, помолчал, и отпустил: идите!

…Меня этому один старший товарищ научил, когда я молодой только пришел работать: если видишь, что человеку надо помочь, - остановись и помоги. Очень хороший мужик был, делился своим опытом, советовал, воспитывал ребят, какими надо быть.

Один раз я на трассе сломался, а починиться нечем. Стою с протянутой рукой – фуры мимо едут, и никто не останавливается. Я номер с машины снял, машу красным номером, - остановился земляк. Съехали с обочины в сторону, он мне помог починиться, сам почти все сделал, поставил свою запчасть запасную. Я с ним расплатиться хотел, так он на меня так посмотрел: ты что! – обижаешь! Тоже меня научил.

Начал рассказывать о себе и своей семье.

- У меня жена проводницей работала, сейчас с детьми сидит. Работа у нее паршивая.

- Почему?

- Потому что пристает всякая дрянь. Напьются и распускают руки. Она в поездке от одного еле успела в свое купе для проводников заскочить и дверь на защелку захлопнуть. Я сам с такими два раза разбирался, когда приходил ее в рейс провожать. Одного вывел в тамбур, взял за шиворот, и объяснил, чтобы к моей жене не лез, - он не сразу понял, ну я ему немного морду помял, чтобы лучше дошло.

А второй случай был: смотрю, мужик поддатый слегка, я быстро дежурный наряд милиции на перроне позвал, мол, ребята, этот гражданин в нетрезвом виде непристойно себя ведет, нарушает общественный порядок в вагоне, буянит и мешает проводнице исполнять свои обязанности, - они ему и предложили выйти из поезда, тогда он на меня в ярости попробовал накинуться, - они его сразу и высадили.

Я посмотрел на такую ее работу и сказал: сиди-ка ты лучше дома, воспитывай детей, денег я заработаю, нам на жизнь хватит.

Конечно, химичить приходится, чтобы копейку лишнюю добыть, потому что иначе никак: у меня официально оклад шестьдесят тысяч, - что это за деньги? Собрал денег, купил сполер…

- Что это такое?

- …Сполер? Сверху над кабиной, чтобы сопротивление движению было меньше.

Так вот. Собрали нас на планерку, и бухгалтерша наша говорит: вот у Белявского сполер стоит, ему норму расхода солярки нужно сократить – до 80% от обычной. И откуда же она это разузнала, этот коэффициент! Со сполером я эту разницу клал себе в карман. Ну еще за счет разбежки цен на бензин можно немного приписать тоже: покупаешь за 7.30, пишешь 7.50, а разницу - себе. А тут на тебе – сократить норму расхода топлива! Я ей говорю: Макаровна, где ты видела сполер? Мне его фирма ставила, деньги тратила на него? Сейчас отвертку возьму, откручу четыре винта, - и сполера нет. Все-таки мне норму не урезали, хотя Макаровна на меня зуб затаила.

Рассказал случай:

- Как-то жена с малым возвращалась домой. А ребенок захотел пописать, - терпеть же не может долго, маленький. Она с дороги в сторону немного сошла, сумки поставила рядом, и пока возилась с ребенком, какой-то подросток подскочил на глазах у всех, сумку ее схватил и через забор дал деру. Она-то за ним через забор не побежит догонять. А в сумке документы, ладно уже, черт с ними, с деньгами, а документы все, вообще все. И нам они срочно нужны были, а восстанавливать – долго, не было возможности ждать. Что делать? Мы потом туда сами ходили, искали, - подумали, может, деньги возьмут, а документы и сумку выбросят. Ничего не нашли. На милицию тоже надежды было мало. И вдруг через пару дней вечером приходит старичок, приносит сумку с документами: вот, вы наверно потеряли, мой внучек в кустах нашел, возьмите. Денег нет, но все документы на месте. Наверно, дед засек внучка с ворованной сумкой, стыдно было, сам пришел.

Еще один его рассказ меня тогда поразил.

- У меня мать умерла, остался дом в деревне. Мы решили его переоформить и продать. А председатель колхоза ко мне пришел, спросил, сколько мы за него хотим, и попросил: оставь дом для молодой семьи в колхозе, не продавай, - мы тебе деньги заплатим, но не сразу, у них сейчас столько пока нет, подожди, им жить негде. Я ему сказал: хорошо, пусть живут. Только единственное: там есть телефон и холодильник - чтобы платили. Если они люди – пусть живут. А если я увижу, что нет – сразу пинком им под зад.

«Если они – люди, пусть живут…» Просто так – запросто: живите. Такого я еще не встречала.

Ближе к Белоруссии мы вообще разговаривали уже очень откровенно. Я рассказала, как меня подставляли на работе, - со всеми подробностями, не скрывая своего возмущения и переживаний, которыми ни с кем до того и не делилась, придавленная навязанным мне чувством вины. Василий рассказывал о людях, взаимоотношениях, ситуациях на своей работе. Ни с кем я так об этом до того не говорила: оказалось, что хоть профессии разные, работа разная, а люди и отношения по сути везде одни и те же, и чувствуем мы себя в этих передрягах одинаково и друг друга понимаем. Дорожная психотерапия. Через узнавание, что другой – такой же, что я в своих переживаниях не одинока, и, наконец, не виновата, что попала в мясорубку чужих игр и амбиций.

- Был у нас водитель один, классный мужик, я с ним хотел поехать напарником, но никак так не попадало, чтобы мы пересеклись. И вот шеф говорит: если успеешь за трое суток обернуться в поездке – до его выезда в рейс - поедете вместе, я все документы оформлю на двоих. Я гнал, две ночи не спал, думал, вернусь, отосплюсь в новом рейсе, пока он будет за рулем, а потом поменяемся. И уже подъезжаю к Борисову, успеваю даже на пару часов раньше вернуться, чем надо, мне минут двадцать ехать остается, - и навстречу мой напарник едет, один. Я остановился, съехал на обочину, лег на руль и заплакал. …Он из машины вылез, подошел: ну прости, Вася, что так получилось, - шеф меня раньше отправил, чем договаривались. И документы оформил только на него. Я у шефа спросил, когда приехал, почему меня не подождали, ведь договаривались. А он: я же не знал, что ты так быстро вернешься. Но мы потом этого шефа убрали: мы люди простые, на пьянке собрались вместе и подошли поговорить к его начальнику, над ним, - он его тут же и уволил.

Я, наверно, так просто не смогла бы рассказывать о своих слезах никому… А он, мужик, мог.

Ночью, переезжая границу, Василий часа на три остановился помочь с ремонтом водителю сломавшейся «Газели», ехавшей до Минска, договорился о моей пересадке в нее в Борисове, и таким образом утром я уже была в Минске, затратив на дорогу от Сызрани до Минска меньше двух суток.

10-12.07.2002., Сызрань – Борисов.